Подвиг подпольщика

Харьковское подполье имеет трагическую историю. Уже к середине 1942 года оно было обезглавлено и почти полностью уничтожено. Причин этому было несколько. Под контролем немецких карающих органов был каждый житель Харькова. Подполье было плохо подготовлено, готовилось поспешно, основывалось на ошибочном прогнозе развивавшихся военных событий. «Оставляем Харьков на пару месяцев, не более», — говорил 2-й секретарь обкома КПУ Профатилов, готовивший кадры, явки и базы подполья и первоначально назначенный секретарем подпольного обкома КПУ. В последний момент по неизвестной причине его заменил Иван Иванович Бакулин, до этого назначенный секретарем Нагорного подпольного РККПУ.

И.И. Бакулин не был подготовлен к этому назначению психологически. С некоторыми членами подпольного обкома он вообще не был знаком и не встречался до этого. Его не обеспечили надежными явками, средствами связи, запасами продовольствия, деньгами, паспортами, множительной техникой.

Явочная квартира у профессора Михайловского оказалась ненадежной. Профессор отказался прописать на жилье Бакулина, обворовал его. Бакулин сменил явочные пункты — перешел к Н.М. Даньшевой (ул. Фрунзе, 15), П. Омельченко (Журавлевка, переулок Степанковский), были и другие. Несмотря на трудности конспирации, через надежных связных Бакулин развернул активную работу по налаживанию контактов с подпольщиками Харькова и партизанами области.

Был март 1942 года. На фронте шли жестокие бои. Вся территория Технологического сада была занята подбитой боевой техникой. В мастерских механико-машиностроительного института немцы уже подготовили к работе сохранившиеся или отремонтированные станки и спешили приступить к ремонту техники. Для этого им было необходимо запустить учебную электростанцию технологического института (ныне Национальный университет «ХПИ») или «Техноложку», как упрощенно называли ее энергетики. Пуск станции задерживался из-за продолжающегося ремонта генератора, подорванного нашими подрывниками при эвакуации, а также из-за отсутствия питательного насоса, разморозившегося в результате потухшего котла. А потушил котел я, хотя был обязан его топить.

Вот как это произошло. Немецкий охранник периодически обходил рабочие места и, грубо ругаясь, общался с рабочими: «Чтобы не спали!» (смена длилась 24 часа). Меня он сильно толкнул сзади, обругал, и я со злостью воткнул скребок в раскаленный уголь. Лопатка скребка отвалилась. Запасного скребка не оказалось, и факел в топке оборвался, вызвав размораживание питательного насоса. Пока искали замену размороженному питательному насосу, станция простаивала. Пуск ее удалось оттянуть на целый месяц.

Директор «Техноложки» герр Лямпе тогда приказал повесить меня прямо на станции «в назидание другим саботажникам». К приговору я отнесся спокойно, вспомнив, как вел себя Александр Катаев, взорвавший два немецких эшелона — в Песочине и на ст. Новая Бавария. Я присутствовал при его казни и решил в предсмертный час повторить слова, сказанные Катаевым с петлей на шее.

Но казнь не состоялась. От виселицы меня спас старый немец, взявший ответственность на себя. Работая в техотделе, он должен был заказать в походной кузнице запасной скребок, которым я бросал раскаленный горящий уголь на свежий. Я считал его тельмановцем за доброту — он давал мне таблетки, спасавшие от приступов язвы. Кроме того, за меня заступился и «наш» директор «Техноложки» пан Яковенко, сказав герру Лямпе, что со мной случился припадок язвенной болезни.

От котла меня отстранили, в наказание лишили пайка за неделю и послали в подвал помогать мастеру-турбинисту Тимохину. А на станции строгости усилились. Охранников стало больше. Немцы готовились к пуску «Техноложки».

Во время пребывания у Н.М. Даньшевой, которая была не только хозяйкой явочной квартиры, но и связной, об этом узнал Бакулин. Допустить существование ремонтного центра немцев на базе электроэнергии «Техноложки» было нельзя. Станцию необходимо было уничтожить любыми средствами еще до запуска. Даньшева установила контакт со знакомой ей группой подпольщиков, работавших на «Техноложке», и организовала встречу Бакулина с ними.

Квартира Н.М. Даньшевой находилась в трех минутах ходьбы от «Техноложки». Для встречи с Бакулиным было выбрано время, когда немецкий часовой-надзиратель уходил на обед в столовую, находящуюся в бывшем детском саду № 13. Отлучки немца на обед хватило, чтобы Бакулин мог обсудить и утвердить план предстоящих действий с подпольщиками «Техноложки» Тимохиным, Приваловым и Ермаком в подвале машинного зала, рядом с моим рабочим местом, где я что-то мастерил по заданию Тимохина.

От меня они не скрывали разговора и на вопрос Бакулина «Кто этот юноша?» Тимохин ответил: «Хлопец наш, комсомолец, секретаревал в институтском комитете комсомола.

Успел проявить себя — потушил котел и заморозил не только немцев, но и питательный насос вывел из строя». Поэтому при беседе с Бакулиным меня не удаляли. Хотя в подвале было темновато, я все же успел рассмотреть лицо гостя «Техноложки» и начал вспоминать, где я его видел в мирное время. И вспомнил, узнав в нем Бакулина — секретаря парткома сельхозинститута. В красивом просторном бекетовском здании института часто проходили пленумы Киевского райкома комсомола или другие комсомольские мероприятия, на которых иногда выступал Бакулин. Из разговора я услышал только отдельные фразы: «взорвать станцию», «где взять динамит?», «устроить пожар», «но как?». Тимохин стал что-то торопливо пояснять, доказывать, убеждать. Смекалку Тимохина Бакулин первый понял и одобрил, остальные поддержали его идею, и план действий был утвержден Бакулиным. По этому плану нужно было сделать подпил маслопровода. При пуске турбины масло из отверстия, попав на горячий корпус турбины, воспламенится, вызвав пожар всего помещения. Возник вопрос — кому доверить сделать подпил маслопровода? Тимохин показал рукой на меня: «Комсомолец потушил котел и был приговорен к повешению. Ему можно доверять. К тому же он был при казни Катаева на Баварии».

Я с уважением провожал взглядом Бакулина, уходящего черным ходом мимо угольного склада, чтобы не встретиться с немцем, возвращающимся с обеда. Зная, кто посетил «Техноложку», я все же спросил Привалова — кто это был у нас в гостях, а он ответил: «Консультант-теплотехник, давал советы, как быстрее восстановить станцию и пустить ее в работу». Мою недоверчивую улыбку на лице он не заметил.

На следующий день, в час отлучки немецкого надзирателя на обед, Тимохин дал мне три полотна для ножовки и повел наверх, указав там место, где он, по его словам, «должен вбросить вентилек» на маслопроводе, подающем масло на подшипники турбины. «Только торопись. К приходу немца ты должен уйти в подвал», — велел Тимохин. В план задуманной диверсии меня никто не посвящал.

Я начал пилить. Сжег одно полотно, второе, а на третьем увидел маленькое отверстие на трубе маслопровода из твердой крупповской стали. Тотчас подошел Тимохин и велел быстро уходить вниз, а сам начал что-то мудрить над пропиленным отверстием. Сначала замазал его тавотом под цвет трубы, потом запаял легкоплавким припоем. Пробегая как-то мимо этого места, я заметил, что никакого вентилька Тимохин на маслопроводе не поставил, следов надпила не видно. Я понял, что готовится серьезная диверсия, поважней той, к которой я причастен.

В одну из ночных смен в начале марта 1942 года немцы устроили пробный пуск восстановленной турбины Круппа и генератора мощностью 1000 кВт. После ремонта турбины, согласно инструкции, ее необходимо было прослушать на полных оборотах, без покрытия корпуса турбины теплоизоляцией. Прогретый острым паром цилиндр турбины имел температуру выше 300оС.

Немец-надзиратель только то и делал, что оставлял наблюдательную площадку и прятался в кабинет директора, спасаясь от пекла в машинном зале. В ночную смену тех суток дежурили машинист турбины Привалов, электротехник Н. Моржавин, электромонтер Н. Яроцкий, сменный инженер-теплотехник Ермак (в котельной). Выбрав момент, когда надзиратель отлучился, Привалов резко поднял давление масляного насоса, возможно, чем-то острым проткнул место надпила, запаянное легкоплавким припоем, или оно само распаялось от высокой температуры. С места на маслопроводе, где был сделан надпил, высоко поднялась струя масла, которая начала поливать корпус оголенного горячего цилиндра, пол, деревянные ступеньки лестницы, стены, выкрашенные масляной краской. Масло, попав на горячий цилиндр турбины, вмиг воспламенилось. Пожар охватил все помещение машинного зала.

По вестовой трубе Привалов дал указание электрику Н. Яроцкому остановить циркуляционный насос, что сорвало вакуум и вызвало резкую остановку процесса охлаждения проточной части турбины, перегрев ее хвостовой части. Баббит в подшипнике расплавился и вал турбины «повело», он изогнулся. Выправлять его, как выяснилось после пожара, было невозможно. Немцы даже не пытались это делать. А позже руководство ХПИ сдало ее в металлолом. Когда вспыхнул масляный фонтан, Привалов некоторое время оставался возле турбины. Он не пытался остановить маслонасос, который продолжал подливать масло в огонь. Немецкий надзиратель без кителя и без автомата выскочил из директорского кабинета и быстро побежал вниз по горящей лестнице. Следом за ним сошел и Привалов. Гитлеровцы привезли откуда-то ручной пожарный насос и пытались качать воду из бассейна градирни, но это не помогло. Все, что в машинном зале могло гореть, сгорело в считанные минуты. Огонь достиг перекрытия и крыши, которая рухнула на догорающую турбину.

Таким образом, ни единого киловатт-часа электроэнергии от восстановленной «Техноложки» немцы не получили. Задание И.И. Бакулина было выполнено — станция была уничтожена.

Дальнейшая деятельность энергетического подполья продолжалась на городской электростанции № 1 по ул. Кузнечной, которая завершилась спасением от подрыва всех 12 котлов. При отступлении немцев в феврале 1943 года группа подпольщиков вступила в противоборство с охраной электростанции, запарила проходы между коптами, не допустив подрывников с динамитом до котлов. Герой этой операции водосмотрщик Н.И. Дмитриев был застрелен удиравшими немцами при выходе через проходную. Остальные члены вахты, в том числе и автор этих строк, в темноте перешли по льду речку Харьков и скрылись в развалинах домов по ул. Руставели. Немцы обстреляли нас, но, к счастью, никто не пострадал. В честь героев подполья установлены мемориальные доски на домах по пер. Кузнечному, 2 и по ул. Воробьева, 5. Честь им и Слава!